Сердце-зверь - Страница 30

Парень облизывался — странно, с чего бы в такое время года. И, видно, проголодался: зимой нет зеленых слив, нечем рот набить.

Рядом с мертвецом, который после стольких лет ожидания наконец-то свидится со своей женой — в сырой земле и уже скоро, этот парень не мог кого-то избивать.

Портнихины дети исписали весь листок своими именами, синими, как ночное небо. И теперь ссорились из-за последнего чистого клочка бумаги. Ссорились они негромко: «От тебя несет луком». — «А у тебя плоскостопие». — «А у тебя зубы кривые». — «Зато у тебя в животе червяки, которые вылазят из задницы».

Ноги детей под столом не доставали до полу. Руки детей на столе тыкали друг в друга карандашами. Злость на их лицах была закоренелой, взрослой. Я подумала: пока их мать где-то задерживается, они растут. А что, если бы вот сейчас они выросли большие, оттолкнули ногами стулья и ушли из дома? Как же я расскажу об этом портнихе, когда она вернется? Портниха спрячет ключ от дома, потому что ее детям он больше не нужен.

Когда я не смотрела на детей, их голоса было не отличить один от другого. В зеркале я видела свое лицо и большие глаза какой-то… ничейной. Смотреть на меня этим глазам было ни к чему.

Портниха, вернувшись, положила ключ на подзеркальник, а карты и сантиметр, свернутый, — на стол. И рассказала:

— У моей заказчицы есть любовник, так вот, он забрызгивает потолок над кроватью, понимаешь? Муж заказчицы не знает, что там за пятна на потолке. С виду как от воды. Вчера он пришел после ночной смены вместе со своим двоюродным братом. Дождь как из ведра, а они на крышу полезли, давай искать, где прохудилось. Две разбитые черепицы нашли, но не над кроватью. Брат сказал, когда ветер косой, то и дождь косой. Муж моей подруги завтра затевает крышу красить. Я давай отговаривать: мол, обождите хоть до весны, вы же знаете, говорю, опять дождь пойдет, и всё насмарку.

Портниха погладила по головке одного из детей. Второй ребенок уткнулся лбом ей в плечо, ему хотелось, чтобы и его погладили. Но мать встала и ушла в кухню. Вернулась со стаканом воды.

— Ишь, диверсанты! — сказала она. — Эти карандаши ядовитые, нельзя их в рот совать. Вот вам вода, в воду окунайте.

Портниха достала откуда-то чистый лист бумаги, за ним сразу потянулся первый ребенок, тот, которого она погладила по головке. Но она положила листок на стол.

— Дружок моей заказчицы на своей морковке запросто удерживает полведра воды, — сказала портниха. — Как-то раз показал мне. Я заказчицу предупреждала. Родом он с юга, из села Скорничешти. Младшенький в семье, а всего их было одиннадцать ребят. Шестеро выжили. С эдаким бугаем счастья не жди, не будет. Я и Терезе всё предсказала, про ее руку-то. Вы с ней совсем разные, — сказала портниха, — но бывает, оно и удачно сходится. Мне все верят, кто меня знает.

Из горбатого дома вышел на улицу мужчина с тяжелым ведром. Ворота за собой не закрыл. Во дворе висело тусклое солнце. Вода в ведре замерзла. Мужчина подошел к какой-то колдобине, перевернул ведро и притопнул по нему ногой. Когда он поднял ведро, на земле оказалась замерзшая внутри ледяного конуса крыса. Тереза сказала:

— Когда лед растает, она убежит.

Мужчина молча пошел обратно в горбатый дом. Заскрипели ворота, и тусклое солнце снова оказалось взаперти. Когда Тереза замолчала, всласть наругавшись, я спросила:

— А река тоже до самого дна замерзла?

На многие вопросы Тереза не отвечала. О каких-то вещах я спрашивала по несколько раз. А о некоторых вещах никогда не спрашивала второй раз, потому что сама о них забывала. Но были и такие вещи, о которых я не забывала, однако никогда не спрашивала о них второй раз. Ни к чему было Терезе знать, что они для меня важны. И я ждала, когда подвернется подходящий случай. Но когда он подворачивался, я уже не была уверена, что случай и впрямь подходящий. Я теряла время. Терезу уже занимало что-то другое, а потом случай — подходящий или неподходящий — был упущен. И я опять дожидалась подходящего случая.

Какие-то вопросы Тереза оставляла без ответа потому, что слишком много болтала. Из-за болтовни она упускала время, нужное ей на обдумывание ответов.

Тереза не умела отвечать «не знаю». В тех случаях, когда надо было сказать «не знаю», она открывала рот и выпаливала что-нибудь совсем не относящееся к делу. И потому весной, когда капитан Пжеле позвонил на фабрику в мой отдел и вызвал меня на допрос, я еще не знала, с собакой ли ходит отец Терезы проведать свои памятники.

Я боялась, что капитан Пжеле явится на фабрику. После его звонка я, не теряя времени, перенесла книги летнего домика в Терезин отдел. Тереза, смеясь, о чем-то болтала с сотрудниками и небрежно сунула мой пакет в шкаф. Что в пакете, не спросила.

Тереза взяла пакет, потому что доверяла мне, но я ей — не доверяла.

На улице с горбатыми домами уже сидели на стенах первые мухи. Свежая трава была такой зеленой, что резало глаза. И росла она прямо на глазах. Каждый день, когда Тереза и я шли с фабрики, трава была чуть выше.

Я подумала: трава на улице растет быстрее, чем тот цветок цикламена в кабинете капитана Пжеле, когда он допрашивал Георга. Между домов застыли в ожидании такие голые деревья, что мы невольно замедляли шаг перед тенями их ветвей. Тени лежали на асфальте как ветвистые рога.

Рабочий день закончился. Наши глаза не привыкли к яркому весеннему солнцу. На ветвях еще не было даже крохотных листочков. Над Терезиной и над моей головой было небо, не с овчинку — огромное! Мысли в Терезиной голове стали совсем легкими и расшалились.

Остановившись под деревом, Тереза крутила и вертела головой, пока тень от головы не соединилась на земле с ветвистыми рогами. Получился рогатый зверь.